Дворец и парк в первые годы советизации Гомеля: по мемуарам генерала Иродиона Данилова

В своё время московский историк Андрей Кручинин указал автору данной публи­кации на напечатанные в эмигрантском берлинском издании «Архив русской рево­люции» ещё в 1925 году записки бывшего генерала царской армии Иродиона Данилова «Воспоминания о моей подневольной службе у большевиков» [2]. Таким образом стал известен редкий для истории г. Гомеля мемуарный источник, который содержит интереснейшие, а местами и уникальные сведения по истории города и региона пе­риода становления здесь советской власти.

Мало сведений сохранилось об авторе «Воспоминаний», генерале И. Данилове. Однако то, что известно, свидетельствует о его довольно успешной карьере: накану­не Первой мировой войны, ещё в чине полковника, он был направлен в Генеральный штаб Российской армии, затем получил генеральское звание и командование Тре­тьей Северной стрелковой бригадой, а с началом войны — и всеми войсками Двинского района Северной области (район Северной Двины и Архангельска). Здесь И. Данилов встретил Февральскую, а затем и Октябрьскую революцию. Приход большевиков к власти он категорически не принял, воевал на стороне Белого дви­жения, но в феврале 1920 года был взят в плен красноармейцами, оказался в одном из самых знаменитых концлагерей для бывших царских офицеров — московском Покровском. В июне 1920 года более тысячи заключенных этого лагеря были вывезены из Москвы на север России и расстреляны.

И. Данилова спасло согласие перейти на службу в Красную армию. В этот момент главным фронтом Советской Республики становился Западный (Польский). 11 июня 1920 года в его составе была создана 4-я армия, в штаб которой на должность инспек­тора пехоты и был направлен генерал. Участвуя в июльской операции 1920 года по ос­вобождению Беларуси от польских войск, И. Данилов оказался на Полесье, прошёл с армией от Гомеля до Житковичей, а в августе дошёл до Варшавы, где части Крас­ной армии потерпели известное разгромное поражение.

С началом советско-польских переговоров, в ноябре 1920 года 4-я армия была переброшена из состава Западного на Южный фронт, участвовала в ликвида­ции войск П. Врангеля и Н. Махно на территории Крыма и Украины.

Генерал И. Данилов стал свидетелем всех ужасов Гражданской войны, трагиче­ского финала Белого движения. Несмотря на достаточно высокие должности в Крас­ной армии, он не изменил отношения к советской власти. Утвердившись в решении во что бы то ни стало выбраться из «советского рая», И. Данилов в апреле 1921 года появляется в Гомеле с целью «затеряться», а затем по знакомому со времени поль­ской кампании маршруту перейти границу с Польшей. Воспользовавшись болезнью глаз, генерал получил длительный отпуск.

В Гомеле И. Данилову действительно удалось спрятать своё военное прошлое, однако надежда «взять границу с ходу» не оправдалась, и только через год, уехав в марте 1922 года в Петербург, он смог перейти советско-финскую границу. О жизни генерала в эмиграции известно ещё меньше. Свидетельством его активности оста­ются только мемуары, в которых значительное место уделено Гомелю, преимущественно 1921 года, когда И. Данилов оказался служащим Гомупродгуба — губернского управления по снабжению Красной армии.

Знакомство гомельской общественности с воспоминаниями И. Данилова состоя­лось в 2013 году на страницах газеты «Гомельская правда» [3], но источниковедческий анализ мемуаров ещё впереди. Отметим, что автор оказался довольно пристальным и пристрастным наблюдателем, не оставившим в стороне ни политических, ни эко­номических, ни социально-бытовых процессов в городе и регионе. Некоторые со­бытия, как, например, Стрекопытовское восстание марта 1919 года, переданы в пере­сказе других лиц, и эта информация не всегда отличается достоверностью. Однако события, непосредственным очевидцем и участником которых был сам И. Данилов, описаны достаточно убедительно.

В 14 и 15-й главах воспоминаний И. Данилов уделяет значительное внимание в период первых советских преобразований описанию бывших владений княгини Ирины Паскевич — её имений, дворца и парка. Считаем целесообразным публи­кацию в данном издании фрагмента воспоминаний И. Данилова для оценки их информационного потенциала в воссоздании истории музея ГИКУ «Гомельский дворцово-парковый ансамбль».

Во многих случаях свидетельства мемуариста пока остаются единственным ис­точником событий и, конечно же, нуждаются в верификации. Однако некоторые из приведенных И. Даниловым фактов находят подтверждение, что повышает степень доверия к его воспоминаниям и их оценку как источника по истории дворцово-пар­кового ансамбля в период утверждения в Гомеле советской власти.

В частности, свидетельства И. Данилова позволяют реконструировать важный эпизод биографии И. Паскевич периода революции: переезд княгини из Петрограда в Гомель в 1918 году и проживание здесь в условиях немецкой оккупации.

Сохранилось также архивно-документальное свидетельство о том, что накану­не возвращения в январе 1919 года советской власти И. Паскевич покинула Гомель вместе со многими представителями его элиты, отправившимися в эмиграцию [1, л. 66-66 об.]. В связи с этим возникает вопрос, каким образом Ирина Ивановна вернулась в Гомель, где она провела последние годы своей жизни и умерла? От­ветить на него позволяют как раз сведения И. Данилова о выезде княгини в Киев — в тот момент ещё столицу Украинской Народной Республики под властью Дирек­тории. Достоверность этого указания может быть подкреплена другим примером: в Киев отправился и вскоре погиб там в большевистской тюрьме председатель го­мельской Земской управы Фёдор Мухортов [4, с. 54-57]. Из приведённого И. Дани­ловым становится понятна и мотивация возвращения И. Паскевич в Гомель — полное отсуствие средств к существованию в Киеве.

Мемуары также дают ценные сведения по истории советских преобразований в имении Паскевичей, в частности, Прудка, а также ситуации на Добрушской фабрике после её национализации. Так, в главе 14 описана судьба фольварка Прудок, который, как выясняется, был передан в распоряжение Упродгуба. По оценке И. Да­нилова, которому пришлось заниматься в указанном учреждении вопросами агро­номии, это имение «представляло раньше большую статью дохода для владельца. Здесь была культура всех злаков, растущих в Западном Крае: огромный питомник фруктовых деревьев, благодаря которому получили такую громкую известность фруктовые сады Гомеля на рынках Петрограда и Москвы, огромный скотный двор, оранжереи и огороды».

Мемуарист указывает, что в 1918-1919 годах фольварк был разграблен местны­ми крестьянами, а после национализации его земли были раздроблены и розданы в пользование различным советским организациям.

Описание деятельности Упродгуба по созданию на 40 десятин угодий Прудка «во­енных огородов» характеризует полную неготовность советской системы к перехо­ду от революционного низвержения к решению практических экономических задач. Крайняя бюрократизация этой системы, некомпетентность, коррумпированность со­ветских деятелей приводили к пагубным результатам.

Гомельский Упродгуб составил проект коренной реформы «красного интендант­ства» — обеспечение армии овощами, который после долгих согласований по ин­станциям получил полную поддержку и финансирование в штабе Западного фронта в Смоленске. Реализация проекта произошла следующим образом:

«Упродгубские агрономы, со стажем приказчиков кожевенной лавки, принялись за дело, как только сошел снег с полей, а результаты этого дела я увидел в июле месяце, когда поступил в Упродгуб, как «инструктор-агроном». …вспашка поля и посадка огородных растений была произведена «без расходов от казны», а именно, лошадьми стоявшего в Гомеле полка, командиру которого отдавались приказания о наряде лошадей «в порядке боевого задания», а что это значит, все чины комсоста­ва Красной армии знают, ибо неисполнение его влечёт за собою знакомство с Особым Отделом В.Ч.К. Посадка же огородных семян была произведена красноармейцами рабочего батальона. Куделько [«Начальник Упродгуба, бывший волостной писарь Игуменского уезда, а в настоящее время коммунист и очень большая персона»] и его агрономы упустили из виду в своём проекте создания гомельского военного огорода то обстоятельство, что земля, отведённая в их распоряжение, никогда раньше под огородами не была, а засевалась овсом, рожью, пшеницею и т. п., и, следовательно, почва была не так возделана, как огородная земля; что же касается удобрения, кото­рое требуется для огорода в усиленном количестве, то его уже несколько лет на этой почве не было, так как скот княгини Паскевич был расхищен ещё в 1918 году. Одно из главных условий огорода — близость воды для поливки всходов семян — также от­сутствовало; но всё это не остановило новых агрономов. Земля была вспахана один раз, за отсутствием лошадей, ибо командир полка, хотя и исполнял «боевое зада­ние», но всё же, ему надо было обслуживать и нужды полка. С семенами опоздали; они пришли в конце мая, причём все было перепутано.

Но результатов не оказалось: земля, вспаханная один раз, без удобрения, дала очень редкие всходы, которые поливать было некому и нечем; семена гнилого картофеля тоже всходов не дали, и в конце лета вся площадь огорода, за очень малым исключением, поросла лебедой и бурьяном, а мне осенью приходилось составлять акты о неурожае, обвиняя в этом семена. А число цинготных в госпи­талях и частях войске по-прежнему продолжало увеличиваться. Так кончилась и эта коммунистическая затея».

Несколько частей главы 15 посвящены И. Даниловым описанию состояния парка и дворца, художественный уровень которых он оценивает весьма высоко. При том, что им преувеличены потери дворца в Стрекопытовском мятеже, историкам Гомель­ского дворцово-паркового ансамбля следует, на наш взгляд, обратить внимание на этот источник, как и на оценку роли первого директора музея И. Маневича:

«…Краса и гордость города Гомеля, знаменитый замок графа Паскевича-Эриванского, стоявший на высоком берегу реки Сожа, окруженный громадным тенистым парком, который по своей чистоте, планировке и разновидности деревьев, а также и аллей, украшенных мраморными статуями, мог бы в прежнее время смело конку­рировать с любым парком Императорских и Великокняжеских дворцов в окрестно­стях Петрограда, в настоящее время лежал в развалинах. От него сохранилась только башня и галерея, соединявшая последнюю с главным зданием. Исторический замок, принадлежавший еще когда-то графу Румянцеву, вмещал в себе массу художествен­ных картин, античных вещей и стильной мебели. Все это накоплялось в течение долгих лет его прежними владельцами и представляло громадную художественную ценность.

Замок, начиная с 1917 года, много перенёс: во времена Керенского в нём, конеч­но, поселился Совет рабочих и солдатских депутатов, пребывание которого нанесло неисправимый вред художественным ценностям. Много вещей пропало, а помеще­ние и мебель были загажены. После этого во времена Гетмана на Украине, Гомель был отнесён к последней, и в замке поместился штаб оккупационных германских войск. Немцы художественных ценностей не тронули, и навели порядок, расставили везде часовых, доступ в замок «товарищам» был прекращен, и от немцев пострадал только знаменитый погреб вин замка, который был ими распит.

Престарелая 86-летняя владелица замка светлейшая княгиня Паскевич, урож­денная графиня Воронцова-Дашкова, проживала по смерти мужа зимой в своем особняке в Петрограде на Галлерной улице (так в оригинале. — прим, авт.), а летом в Гомельском замке. Революция застала её в Петрограде. Незадолго до оккупации немцами Гомеля она перебралась из Петрограда в свою вотчину и здесь благополуч­но жила при немцах. С уходом немцев и с падением власти гетмана она бежала в Киев и, в настоящее время, всеми оставленная, без средств вела жалкое существование. Княгиня, благодаря своей доброте и щедрой благотворительности, оставила добрую память по себе в Гомеле и, находясь в настоящее время в Киеве со своей камерист­кой, которая одна её не бросила, ютилась где-то в комнате, живя под чужой фамилией и питаясь в польской столовой. Помня её доброту и отзывчивость к бедным, влиятельные люди из еврейских кругов собирали в еврейской общине деньги и вы­сылали их камеристке княгини, как бы в виде дохода с имения, прибегая к этой улов­ке, чтобы не обидеть самолюбия бедной старухи. Это было единственное пособие, на которое кое-как жила в Киеве княгиня.

С уходом немцев замок вновь перешёл в руки большевиков, и в нём поме­стился штаб красных войск… [При подавлении Стрекопытовского мятежа] большевики стянули к Ново-Белице порядочные силы из Брянска и начали ар­тиллерийский обстрел города. Несколько снарядов попало в главное здание зам­ка и произвело в нём пожар, от которого он и сгорел… …погибли в нём и вся обстановка и художественные ценности. Во время по­жара мало кто заботился о выносе их из огня, и лишь случайно уцелевшие вещи были перенесены в здание башни, которая уцелела от пожара, так как была соедине­на с главным зданием только стеклянной галереей. Уцелело точно также от пожара и противоположное башне здание с домовой церковью. В описываемое время в нём была расположена «Гомельская консерватория», а в левом здании с башней были расположены, в покоях князя, художественные и исторические вещи, бывшие там ранее и случайно спасенные от пожара, и все это получило название: «Художествен­но-исторического музея имени Луначарского», что и спасло все художественные и исторические ценности от дальнейшего разграбления.

Это большая заслуга заведующего музеем некоего Маневича, еврея по нацио­нальности, образованного человека, который своей энергией отстоял художествен­ные ценности от разграбления большевиками и сумел заинтересовать этим музеем вовремя центральную власть в Москве, которая, признав правильность доводов Ма­невича, назначила его заведующим музеем, выдав ему мандат на неприкосновен­ность музея от посягательства какой-либо Гомельской местной советской власти и объявив этот музей государственной собственностью. Для осмотра музея были назначены два дня в неделю в известное время, причём пояснения посещающим давал сам Маневич. Публика очень охотно его посещает, а особенно школы, причём, надо сказать правду, очень бережно относится к вещам, расположенным в комнатах музея. Много, конечно, импонирует той части публики, у которой остались ещё гра­бительские наклонности, и заставляет её сдерживать свои аппетиты название му­зея — имени Луначарского. Я также побывал в нём. Это обширное здание, состоящее из башни в четыре этажа, горделиво возвышающейся на высоком берегу р. Сожа.

Первый этаж, имеющий несколько больших комнат, был прежде личным поко­ем князя и уставлен весь предметами, относящимися к жизни светлейшего князя фельдмаршала Паскевича-Эриванского. Здесь находятся два громадные хрусталь­ных канделябра — подарок фельдмаршалу Императора Николая I, масса батальных картин из его походов, портреты, как его самого в различных формах до мундира австрийского фельдмаршала включительно, так и Императоров и Императриц, на­чиная с Петра Великого; шатёр персидского Шаха Абасс-Мирзы, регалии, коллекция монет, мундиры фельдмаршала, ордена и т. д. Здесь же стоит старая мебель работы известных мастеров Парижа, в свое время выписанная оттуда фельдмаршалом.

Между прочим, интересно отметить отношение к таким вещам Гомельского ис­полкома. Как я уже выше упомянул, советские учреждения Гомеля в последнее вре­мя были озабочены меблировкой своих помещений, и вот Исполком, обратив вни­мание на мебель музея, постановил реквизировать ее для своих нужд. Не знаю, чем кончилась эта история, но Маневич встал на дыбы и заявил, что мебели этой он ни в коем случае не выдаст и будет искать поддержки у центральной власти.

Второй и третий этажи башни заняты огромной библиотекой французских книг, доходящей до 20 000 томов, между которыми есть очень редкие экземпляры; кроме того, здесь висят также батальные картины походов фельдмаршала, а в четвертом этаже находится довольно большая коллекция костей ископаемых животных, начи­ная от мамонта, найденных в свое время по берегам реки Сожа, чуть ли не против замка. Все это содержится в полном порядке, регистрируется и охраняется благо­даря Маневичу, который положительно влюблён в свой музей, и надо отдать ему справедливость, что не будь его, все бы исчезло в свое время без возврата.

Вокруг замка расположен огромный парк, который в прежнее время содержался с исключительной заботливостью. Теперь же он находится в полной запущенности. Гомельская публика, преимущественно советского типа, избрала его своим люби­мым местопребыванием и, конечно, загадила его до неузнаваемости. Мраморные статуи разбиты, дорожки завалены шелухой от семечек, а лужайки истоптаны, не­смотря па запрещение, оставшееся в силе и при советской власти, ходить по траве. Пруд занесён песком, и затянулся уже в болото; от бывших здесь лебедей остал­ся только их домик. Громадные оранжереи, в которых культивировались персики, абрикосы и виноград, зияют разбитыми стеклянными крышами, и всё, что раньше в них росло, погибло зимой от морозов. В противоположном конце парка находится усыпальница князей Паскевич. Она представляет собой большую часовню, постро­енную из отшлифованного финляндского гранита в русско-византийском стиле. Под часовней находится обширный склеп, в котором находится прах фельдмаршала, его жены и детей, и между ними лежит и последний усопший князь, владелец замка.

Летом 1921 года в Гомеле ходил слух, возмущавший жителей, о том, что чекисты открыли склеп и сняли с трупов все вещи, представлявшие ценность и, между про­чим, у последнего князя отрезали голову для того, чтобы легче было снять какой-то шейный орден, с которым он был погребён.

Около башни замка против окна кабинета князя стоит громадная конная статуя польского короля Понятовского, работы Торвальдсена, вывезенная как трофей из Варшавы фельдмаршалом. В городе говорили, что в связи с Рижским договором большевикам придется возвратить полякам этот памятник. И действительно перед моим отъездом из Гомеля в феврале месяце 1922 года в Гомель прибыла депутация из Польши за памятником в составе двух ксендзов и двух гражданских лиц.

Парк еще был замечателен обилием соловьев, которые наполняли своим пением все аллеи, но думаю, что в недалеком будущем и они тоже исчезнут, так как их пере­таскают на корм своих птенцов грачи, которых в парке поселилось уже громадное количество. В Гомеле и его окрестностях вообще много грачей, но прежде садовни­ки строго следили за тем, чтобы грачи не селились в парке, разоряя их гнезда и даже стреляя по ним. Отсутствием грачей и объясняется такое количество соловьев в пар­ке. В настоящее время никаких садовников нет, и все аллеи парка унизаны гнездами грачей, которые, к тому же, приносят вред деревьям, ломая сучья, от чего деревья сохнут и, если так пойдет дальше, то и парку грозит уничтожение, неизбежное при большевистской власти. Одна надежда на Маневича, который, как говорит, предпо­лагал с наступлением весны 1922 года забрать парк в свои руки, повесить замки на ворота, привести парк в порядок и впускать туда публику только за плату с благо­творительной целью, в известные дни, как это было прежде при владельце.

Огромное имение княгини Паскевич, доходившее до 80 000 десятин земли, боль­шей частью покрытое лесом, лежало втуне, так как хозяйство в экономиях велось тем же варварским способом, о котором я упоминал выше.

Известная бумажная фабрика в Добруше, дававшая в прежнее время миллионные доходы, в настоящее время еле влачила существование, так как не было ни специа­листов, ни сырья, а рабочие, хотя и находились теперь уже на советской службе в государственном предприятии, но постоянно бастовали, своевременно не полу­чая жалования.

Лесничества, которых было пять, тоже находились в полном упадке, так как крестьяне за 1918-19 года, вырубившие массу леса, самовольно и, конечно, без со­блюдения лесоохранительных законов, в настоящее время продолжали эти порубки, валя строевой лес на дрова, цена на который зимой в городе поднялась до необычай­ных размеров. Хотя советская власть мобилизовала всех прежних лесничих, а также и лесников, и вернула их на прежние места, приказав им препятствовать самоволь­ным порубкам, но это мало помогало теперь делу. Сторожа, боясь красного петуха, а то и убийства, которое так возможно в настоящее время, делали лишь робкие по­пытки к составлению протоколов на порубленный лес. С другой стороны, губерн­ский лесотдел, во главе которого стояли безграмотные в этом деле коммунисты, давая наряды на заготовку леса для шпал и дров, для нужд железной дороги и ото­пления советских учреждений в Гомеле, не считался с планом рубки леса, который составляется на десятилетия и, так как в настоящее время уже все участки, подле­жащие вырубке в этом году, были использованы, отдал приказание рубить тот лес, который, собственно говоря, можно было бы рубить только через 10-20 лет.

В 1919—20 года были сформированы лесозаготовительные дружины из мобилизо­ванных солдат старших возрастов. Эти дружины в своё время вырубили много леса, но он остался почти не использованным по своему назначению, так как, во-первых, вывезти его было не на чем, а во-вторых, сметливые люди перепродали его спеку­лянтам, и от него в настоящее время не осталось и следов. Нужда же в топливе на железных дорогах была огромная, и поэтому советская власть отдавала приказания рубить какой ни есть лес, лишь бы поближе к железной дороге.

Лесная дичь, водившаяся в большом количестве в лесах княгини Паскевич, в настоящее время исчезла почти вся. Погибли дикие козы, лоси, кабаны, а также и бережно охраняемый в прежнее время бобр, для которого был создан заповедный участок в лесничестве около деревни Терешковичи по р. Сожу. В период 1918-19 годов всё это беспощадно истреблялось крестьянами. Зато в настоящее время развелось необыкновенное количество волков, которые сделались бичом для крестьянского населения. В ноябре и октябре месяцах постоянно приходилось слышать рассказы о нападении волков не только на скот, но и на людей. Даже под самым Гомелем на окраинах города были случаи, когда волки подходили к самым окнам…»

Источники и литература:

1. Государственный архив Гомельской области. — Ф. 189. Оп. 4. Д. 4.
2. Данилов, И. Воспоминания о моей подневольной службе у большевиков / И. Данилов // Архив русской революции». — Т. 16. — Берлин, 1925. — С. 162-230.
3. Записки белого генерала / Подготовили В. Лебедева и И. Такоева // Гомельская праўда. — 2013. — № 120-122,124-125,127, 130, 136-137, 140-141,147, 152-153, 164-165,176-178.
4. Полонська-Васіленко, Н. Спогади. — Киів: ВД Киево-Могилянська академія, 2011. — 542 с.

Автор: В.М. Метлицкая
Источник: Гомельский дворцово-парковый ансамбль: от усадьбы до музейного комплекса: сбор­ник материалов международной научно-практической конференции. – Гомель: Барк, 2019. — С. 47-53.

30.03.2021