Эта статья написана специально для международной научной конференции «Беларусь и соседи: пути формирования государственности, межнациональные и межгосударственные отношения» (Гомельский государственный университет имени Франциска Скорины, 21-22 апреля 2016 г.).
Аннотация: В статье рассматривается особый вид социальной памяти, выраженный понятием память города как основополагающего явления культурно-исторического пространства. На материалах преимущественно XVI-начала XXI в. очерчен ряд узловых вопросов формирования, развития и функционирования в Гомеле памяти города как социального института и информационной системы. Поставлена проблема о причинах функционального сбоя, в результате которого институализированные формы памяти города проявляются неспособными к ретрансляции накопленного и исследованного Гомельского нарратива на широкий круг горожан.
Под культурно-историческим пространством следует понимать совокупность порожденных или спровоцированных данным городом культурных и исторических феноменов, характеризующихся различной степенью актуальности в конкретный период истории. Возможности культурно-исторического пространства связаны с социальной памятью, которая в отношении города может быть определена как память города. С одной стороны она представляет собой социальный институт, включающий в себя учреждения культуры, музеи, архивы и другие институциональные формы организации, регулирующие пространство городской культуры и ее субъектов. С другой стороны-это сложная информационная система, в которой действуют особые закономерности сохранения, переосмысления и восстановления (ретрансляции) информации о прошлом. В ней создаются мнемонические программы информационной деятельности, которые определенным образом соотносятся с мнемоническим содержанием вербальных (устных и письменных) и невербальных (напр., памятников архитектуры и градостроительства) текстов [14].
Город Гомель обладает своим отличительным культурно-историческим пространством, формирование, развитие, трансформация и современное состояние которой в целом связано с особенностями его (города) исторической судьбы и современности. Память города как социальный институт в Гомеле сложилась довольно поздно. Можно предположить, что в XI-XVIII вв. функции соответствующих учреждений частично выполняли храмы и резиденции городских властителей, где хранилась разнообразная документация (“листы к твердости славное и святое памяти Королей Их милости”, “ящики с правами тыми церковными”, “книги замка Гомелского”, “выписы” из них), могли существовать скрипторы и, теоретически, даже школы [6, с. 58, 200-201; 5, с. 54; 1, с. 42-45]. Под контролем церковных и светских властей могло осуществляться составление местных летописей, но четких указаний на это в исторических источниках пока не обнаружено. В любом случае даже по имеющейся информации трудно судить о способах ретрансляции сведений из истории Гомеля на различные категории его жителей и о факте подобной ретрансляции как таковой.
Очевидно, что наработанный на определенных этапах существования Гомеля городской нарратив в течение означенного периода не раз изменял свое содержание по причине войн, природных и других катаклизмов (напр., пожаров в мирное время), эпидемий. Городская традиция отличалась прерывистостью. При таком раскладе проблематичным выглядит вопрос, являлись ли органическим элементом памяти города знания гомельчан второй половины XVIII в. (поворотный момент Гомельской истории) о радимичах, крупнейшим городом племенного союза которых в свое время был Гомель. Сведения о радимичах содержатся в различных редакциях и списках “Повести временных лет”, путано встречаются в хронике М. Стрыйковского, работе А. Нарушевича. Впрочем, были ли носители этой информации в Гомеле, неизвестно. Как неизвестно, существовали ли в городской памяти Гомеля того же времени сведения о “печати местьской с гербом креста”, которую город получил 1560 г. привилегиям великого князя литовского Сигизмунда Августа, или о ней гомельские жители забыли задолго до середины XVIII в. Вопрос остается без ответа, оригинал изображения герба до сих пор не найден, а само событие отсутствует в современном Гомельском городском сознании.
В ХІХ-начале ХХ в. в Гомеле происходила институализация культуры как таковой, что нашло свое проявление в открытии и работе на разных отрезках времени учебных заведений (ланкастерская школа, прогимназии, гимназии, училища) и учреждений культуры (Театр, библиотеки). Однако без дополнительных исследований трудно сказать, способствовали ли они институализации памяти города, поскольку неизвестно, в какой степени учащиеся образовательных учреждений, пользователи библиотек, посетители театра могли там почерпнуть знания из истории Гомеля или его тогдашней жизни. Более выразительные черты институализации городской памяти наблюдаются в деятельности белорусской среды т. н. наз. «Румянцевского кружка» как прообраза научно-исследовательского учреждения, специализированного на краевой (региональной), но не исключительно Гомельской, истории [4, с. 146]. Да, в изданиях и. Григоровича среди источников по истории Великого Княжества Литовского были опубликованы документы, имеющие отношение и к Гомелю, а среди фольклорных записей, сделанных З. Даленгом-Ходаковским, определенная часть имеет Гомельское происхождение.
Гомель, его история и актуальная на то время пространство постепенно становятся объектами рефлексии-публицистической и научной. В 1848 г. в журнале “Иллюстрация” была помещена статья В. Шебякина “Несколько слов о местечке Гомеле”, где автор попытался охарактеризовать Гомель того времени и определить особенности его исторического пути. На рубеже веков появилась книга Л. Виноградова, ставшая первой известной в своем роде попыткой осмыслить судьбу города от древнейших времен до конца ХІХ в. В то же время активную собирательскую и исследовательскую деятельность вел и Е. Романов. Изучая с точки зрения археологии, истории, этнографии и фольклора белорусские губернии, он немалое внимание уделил Гомелю с его тогдашними окрестностями. Можно допустить, что истоки их исследовательской активности связаны с началами институализации городской памяти Гомеля. Вместе с тем остается открытым вопрос о ширине охвата горожан, добытыми учеными знаниями. Об этом могли бы частично свидетельствовать сведения о распространении тиражей их изданий среди жителей Гомеля и Гомельского уезда. Предварительно же можно предположить, что сам факт сбора е. Романовым краевым материалам, мог давать импульс для рефлексии (“размышления о Гомельском”) его помощникам, респондентам и их окружениям.
Дальнейшее становление Гомельской памяти города как социального института связано с новейшей историей. С 1919 по 1941 г. в Гомеле едва ли не впервые появился комплекс специализированных учреждений, имевших возможность изучать, сохранять и ретранслировать городскую историю (краеведческий музей, областная библиотека, педагогический институт, театр, радиостанция, редакции газет). Однако специфика того времени, связанная с развертыванием культурной революции и насаждением большевистской идеологии, явно сказывалась на содержании памяти города, влияла на состояние культурно-исторического пространства Гомеля. Это совершалось в рамках борьбы с пережитками “старого режима”, религией и даже в связи с перестройкой части города, сопровождавшейся соответствующей идеологической риторикой. Так, в 1937 г. был закрыт, а в 1940 г. разрушен костел Успения Пресвятой Девы Марии [2, с. 102-104]. Возведен в 1929-1931 гг. на месте городских усадеб дом-коммуна объявлялся зданием новой формы организации жилья и быта рабочих [5, С. 221]. Остается открытым вопрос, находились ли в то время среди участников институализированных форм памяти города люди, которые высказывались за сохранение тех или иных городских объектов.
Вихрь Второй мировой войны серьезно затронул культурно-историческое пространство Гомеля и память города. Но в послевоенные годы в Гомеле возникли десятки новых учреждений культуры, в деятельности которых в той или иной степени присутствовал региональный компонент. Исследование истории, этнографии, фольклора, литературы Гомеля и Гомельщины усилилось, благодаря реорганизации прежнего педагогического института в Гомельский государственный университет (1969 г.). Работой многих ученых этого учреждения к нашему времени накоплен большой массив соответствующих знаний. Однако большинство достижений по многостороннему изучению Гомеля остаются запертыми в рамках академической среды, влияя преимущественно на специалистов и довольно узкие круги заинтересованных лиц вне указанной среды. Влияние на массовую аудиторию горожан практически не замечается.
Одним из ярких примеров тому является чрезвычайно низкое количество памятников историческим личностям и деятелям культуры, связанных с Гомелем. В Гомеле не празднуется ни освобождение города великим князем Ольгердом от монголо-татар, ни возвращение города в состав БССР в результате т. н. «второго укрупнения». Свидетельством слабости влияния академической среды на повседневное понимание гомельчанами своего города могут служить также степень и характер присутствия исторической тематики в современных песнях, посвященных Гомелю, содержание которых часто сводится к стереотипному набору из упрощенной схемы Гомельской истории [9]. Авторы конвертируют в своем творчестве определенный информационный сгусток, существующий вокруг, возникнув в результате постоянной широкой ретрансляции некой совокупности фактов, образов, стереотипов.
Как видим наличие институализированных форм памяти города не гарантирует оппонирования массовым сознанием горожан. Можно утверждать, что Гомельский городской нарратив в памяти города как информационной системе присутствует в недостаточной степени. Множество устных городских преданий и легенд, которые условно можно обозначить как современные, до сих пор не собраны в единый комплекс и не претерпели классификации. Это предания о незавидной судьбе дома, возведенного с использованием кирпича разрушенного костела, о скульптурной композиции фонтана, где фигуры при взгляде сверху образовывали свастику, о демонтаже в парке фигуры Сталина с памятника, где присутствовала фигура Ленина и др. [8]. Часто этот слой фольклора существует в небольших группах носителей, не охватывая общегородское сознание. Самыми известными в масштабе города являются легенда о происхождении Гомеля («Го! Го! Го! Мель!”) и сказания о подземных ходах под парком и рекой Сож. Вероятно, что в обоих случаях мы имеем дело с устными текстами, достигающими во времена не прежние “Румянцевской эпохи”.
Существовали ли более архаичные легенды об основании Гомеля, точной информации нет. Краевед А. Рогалев вспоминает «осколок» сказания о разбойнике Гоме как легендарном основателе города [12, с. 46]. Мы же считаем, что легенды, которые могли существовать до конца XVIII в., в XIX в. постепенно стерлись из памяти города и уже во времена исследовательской активности Е. Романова гомельчанам были неизвестны. Этот исследователь, собирая фольклор в Гомеле и окрестности, подобной легенды не зафиксировал, только в письме к историку литературы А. М. Веселовского передал содержание” смутного предания » о деревне Волотово (сейчас – в пределах Гомеля) и богатырей [3, С. 246]. С другой же стороны легенды и предания, связанные с городом, могли существовать не только у белорусов и старообрядцев Гомеля и Гомельского уезда (основные респонденты Романова и его помощников), но и в еврейской среде. Однако, несмотря на то, что число евреев (по родному языку) согласно переписи 1897 г. в Гомеле составляло 20356 человек (55,4% от всех гомельчан) [7, С. 254-255] их культурное наследие до сих пор не претерпело широкого комплексного исследования, в т. ч. и на наличие городских легенд.
Вместе с легендами забываются и давнишние официальные и неофициальные микротопонимы. Названия Кавказ, Америка, свисток и некоторые другие в наше время хотя и не употребляются для обозначения городских территорий, где они бытовали в конце ХІХ – начале ХХ вв., но о них нередко вспоминают краеведы, публицисты, они регулярно фигурируют в краеведческих конкурсах для школьников. Такие же названия как Богуславский фольварк, Гетьманка, Берков Хутор, Либовский городок, Красная Грива в массовом городском сознании отсутствуют. Впрочем, параллельно процессам забвения одних микротопонимов происходит появление других: Старый Аэродром, Китайская стена, Пентагон, линия. При этом уровень саморефлексии жителей Гомеля как горожан довольно низкий, о чем свидетельствуют безымянность многих городских объектов (напр., мостов, острова на р. Сож), наличие большого количества безликих номерных названий микрорайонов (напр., 17-й, 104-й), отсутствие расхожих шутливых наименований для памятников и других достопримечательностей города.
Подавляющее большинство письменных словесных текстов, связанных с Гомелем, в информационной системе памяти города присутствует в незначительной степени. Литературные произведения о Гомеле, которые бы считались знаковыми для гомельчан, в городском сознании отсутствуют. Это касается романа Ильи Эренбурга” бурная жизнь Лазика Ройтшванеца » (1927), часть действия которого разворачивается в Гомеле времен нэпа, некоторых произведений Ивана Шамякина – напр., «Сердце на ладони” (1964),» Атланты и кариатиды » (1974), где познаются определенные гомельские реалии 1960-1970-х гг. Указанные произведения могли бы стать своеобразной литературной визиткой Гомеля, отправной точкой для насыщения культурно-исторического пространства города новыми достопримечательностями (памятниками по мотивам сюжетов, экскурсионными маршрутами, тематическими кафе), однако их актуализацией на сегодня занимаются исключительно энтузиасты.
Следует отдать должное ученым и краеведам, стремящимся донести различные слои Гомельской истории до горожан через книжные и газетные публикации, интервью, публичные выступления (А. Макушников, А. Ященко, В. Морозов, В. Лебедева, Ю. Глушаков, Я. Маликов и др.). Однако вместе с тем до сих пор нет научно-популярного издания, которое в формате учебника рассказывало бы об истории Гомеля С древних времен до наших дней. Отсутствует также и книга, где были бы собраны увлекательные случаи из Гомельской истории разных периодов.
Что касается невербальных текстов в городской памяти Гомеля, то и здесь присутствуют определенные особенности. Основание города в лесной зоне, нахождение вне главных торговыми путями на долгое время предопределили специфику его архитектурного облика – основным материалом на протяжении, по крайней мере, восьми веков здесь была древесина. И хотя есть археологические свидетельства о существовании в Гомеле на разных этапах истории каменных или каменно-кирпичных застроек (храмы), вплоть до второй половины XVIII в. даже резиденции властителей возводились из дерева (напр., перестроен дубовый замок князя Михала Чарторыйского). Учитывая физические свойства данного материала и исторический контекст, в котором существовал Гомель, вероятность сохранения до наших дней зданий эпохи Средневековья или первого периода Нового времени оказалась невозможной. Единственным исключением стала деревянная Ильинская церковь 1793 г. Вероятно, что в результате перестройки Гомеля при Румянцевых, а также вследствие пожара в 1856 г. зданий, возведенных ранее конца XVIII в., в Гомеле не сохранилось. Та же Ильинская Царькова в 1898 г. считалась среди культовых построек Гомеля старейшей [13, С. 69].
Получается, что архитектурный компонент культурно – исторического пространства Гомеля (даже в сегодняшних его границах) ведет свой отсчет в лучшем случае с конца XVIII-начала XIX в. Здания конца XVIII-первой половины XX в. при условии их сохранности могли бы составить архитектурное ядро Гомельского культурно-исторического пространства, которое сумело бы одним своим присутствием воздействовать на горожан, а значит выполнять роль ретранслятора в информационной системе памяти города. Должны согласиться с российским исследователем Дз. Раввинским, который отметил “что » любой человек, оказавшись в городе, испытывает воздействия, которые, не воспринимаясь рационально, окрашивают все в специфические тона. Гравитационно-тектоническое воздействие архитектурных построек, внутренняя пульсация города приводит к формированию особых свойств горожан” [11, С. 411-412]. Однако то, что могло при лучшем историческом раскладе стать таким ядром, до нашего времени дошло в чрезвычайно переформатированном виде вследствие войн, антирелигиозной борьбы, практики бездумных разрушений и перестроек. Трудно сказать, гравитационно-тектоническое воздействие какого рода оказывают на горожан высотки «Гипроживмаша” и «Белтелекома», возведенные в историческом центре (соответственно в 1974 и 1981 г.) за счет сноса городских усадеб и других зданий конца ХІХ – начала ХХ в. К сожалению, практика освобождения территории от исторической застройки продолжается и в наши дни. Сносятся или неузнаваемо ремонтируются дома начала ХХ в., отличительные своим деревянным декором. Проекты музейных кварталов (скансенов) остаются дискуссионными [10].
Таким образом, даже обегший обзор феномена памяти города в контексте культурно-исторического пространства Гомеля выявляет ряд проблемных моментов, для раскрытия которых требуется глубокая исследовательская работа. Отдельное место среди прочих занимает проблема функционального сбоя механизмов ретрансляции городского нарратива. Ее решение представляет не только исследовательский интерес, но и имеет практическое значения для дальнейшего функционирования и развития культурно-исторического пространства Гомеля.
Источники и литература:
- Белорусский архив древних грамот : [сборник]. – Москва : Типография С. Селивановского, 1824. – 148 с.
- Васькоў, У. І. Католікі на абшарах Панізоўя і Севершчыны : Гісторыя гомельскага дэканата / У. І. Васькоў ; навук. рэд. А. В. Белы, В. С. Пазнякоў. – Мінск: Про Хрысто, 2011. – 360 с.
- Веселовский, А. Мелкие заметки к былинам / А. Веселовский // Журнал Министерства народного просвещения. – 1896. – Ч. CCCVI. – С. 235–277.
- Гісторыя Беларусі : у 6 т. / рэдкал.: М. Касцюк (гал. рэд.) [і інш.]. – Мінск : Экаперспектыва, 2000–2008. – Т. 4 : Беларусь у складзе Расійскай імперыі (канец XVІІІ – пачатак ХХ ст.) / М. Біч [і інш.]. – 2005. – 519 с.
- Гомель : Энцикл. справ. / редкол.: И. П. Шамякин [и др.]. – Минск: БелСЭ, 1990. – 527 с.
- Макушников, О. А. Гомель с древнейших времён до конца XVIII в. Историко-краеведческий очерк / О. А. Макушников. – Гомель : РУП «Центр научно-технической и деловой информации», 2002. – 244 с.
- Первая всеобщая перепись населения Российской империи, 1897 г. / под. ред. Н. А. Тройницкого. – Санкт-Петербург : Типография АО «Слово», 1903. – Вып. XIII : Могилевская губерния. – 276 с.
- Пошукі старога Гомеля [Відэазапіс] : дакум. фільм / [Аўтары] М. Булавінская, С. Ляпін ; навук. кансульт. Ю. Панкоў, Я. Малікаў, У. Васькоў [Электронны рэсурс] – Рэжым доступу: https://www.youtube.com/watch?v=1WcWE7pM1tQ. – Дата доступу: 11.03.2016.
- Прахарэнка, І. Стэрэатыпны вобраз Гомеля ў сучаснай песні / І. Прахарэнка, Н. Сідоранка ; навук. кір. С. А. Балахонаў, А. Н. Назаранка [Электронны рэсурс] – Рэжым доступу: https://www.mazdzalina.org/stereatypny-vobraz-homiela-u-sucasnaj-piesni. – Дата доступу: 25.02.2016.
- Пригодич, Н. Не потерять бы лицо : В чем уникальность Гомеля? [интервью с Е. Маликовым и С. Кривошеевым] / Н. Пригодич [Электронный ресурс] – Режим доступа: https://gp.by/category/society/news15542.html. – Дата доступа: 10.03.2016.
- Равинский, Д. К. Городская мифология / Д. К. Равинский // Современный городской фольклор. – Москва, 2003. – С. 409–419.
- Рогалев, А. Ф. Гомель. Страницы истории, формирование улиц, местные тайны и загадки / А. Ф. Рогалев. – Гомель : Барк, 2014. – 248 с.
- Романов, Е. Две надписи в церквах Гомельского уезда / Е. Романов // Сборник статей «Могилевских губернских ведомостей» / под ред. Е. Р. Романова. – Могилев–Губернский, 1900. – Вып. 1. – С. 69–71.
- Устьянцев, В. Б. Культурно-историческое пространство крупного города: исходные структуры / В. Б. Устьянцев [Электронный ресурс] – Режим доступа: http://www.comk.ru/HTML/ustyancev_doc.htm. – Дата доступа: 25.09.2015.
Примечание: подбор иллюстраций к статье осуществлен специально для этой интернет-публикации.
Сергей Балахонов