19 августа исполняется 25 лет попытке переворота, предпринятой ГКЧП. Эти события привели к развалу СССР и к глобальным изменениям во всем мире. Как это было — глазами гомельчанина.
Лебединая песня
В то утро меня разбудил звонок друга. Я, молодой работник одного из гомельских предприятий, был тогда в отпуске. «Спишь? А в стране — государственный переворот», — с места в карьер сообщил мне приятель. Через 15 минут я уже был у него. По телевидению зачитывали обращение Государственного комитета по чрезвычайному положению и транслировали «Лебединое озеро». Дед друга, отсидевший полдесятка лет в лагерях и, по семейному преданию, послуживший Солженицыну одним из прототипов Ивана Денисовича, «приободрил» нас: «Ничего, ребята. Я вам так скажу — в лагерях при Сталине жить можно было. И кино по субботам показывали…» Но нам, уже начитавшимся перестроечной прессы, верить в это никак не хотелось.
Выяснять подробности происходящего я отправился в городской забастовочный комитет, который официально находился тогда в ДК «Гомсельмаша». Гомельские «демократы» уже собрались там. Но никто толком не знал, что происходит и что надо делать. Ситуацию комментировал народный депутат СССР Виктор Корнеенко. А вот Владимир Кацора, бывший освобожденный секретарь парторганизации, ставший в перестройку «демократом», сказал в ответ на призывы к сопротивлению: «Да ничего не получится. Будет еще пара массовых расстрелов, как в Новочеркасске, и все подавят…»
Некоторые политические «неформалы» испугались изрядно. Помню анекдотическую ситуацию — один из тех, кого в те времена огулом было принято называть «бэнээфовец», подняв телефонную трубку, ответил на звонок: «Меня нет дома…» Только член стачкома сельмашевец Евгений Мурашко развил бурную активность — когда кто-то сказал, что на железнодорожной платформе у улицы Чонгарской якобы разгружается военная техника, он устремился туда. Разумеется, агитировать солдат не идти «против народа». Историческая параллель: во время другого августовского путча, в 1917 году, большевик Лазарь Каганович в Гомеле действительно останавливал эшелоны с казаками, спешащими на помощь генералу Корнилову…
По некоторым данным, в Гомеле была также выпущена листовка против ГКЧП.
Один из лидеров тогдашнего демократического движения в Гомеле Юрий Воронежцев был в то время народным депутатом СССР и находился в Белом доме. Как ни странно, но гэкачеписты даже не отключили связь. И Воронежцев свободно созванивался с нардепом Виктором Корнеенко в Гомеле и передавал ему информацию. По факсу он послал гомельским коллегам и обращение против ГКЧП.
— 19 августа мы с женой вернулись в Москву из отпуска. Собирался ей показать столицу — я ведь родился в Москве. А тут — ГКЧП. Тогда я решил отправить супругу на автомобиле в Гомель, но нашу машину развернул военный патруль. Жена сказала: «Я домой не поеду. Надо собирать сына в школу, а из-за этой революции в магазинах очередей не будет». Так и вышло. Как хозяйственная белорусская женщина она, действительно, без проблем купила все необходимое для школы в полупустых магазинах, — вспоминает Воронежцев.
«Путанка» у американского посольства
Ввиду полной неясности ситуации 20 августа я выехал в Москву. При этом протесты моей жены по поводу поездки, возможно, превысили сумму всех общественных протестов против ГКЧП в Гомеле.
Белый дом был уже обнесён баррикадами в три линии, вокруг толпилось много людей. Тут же стояли и первые три танка, перешедшие «на сторону народа». Неплохо было налажено питание, всех желающих кормили без ограничений. Только с сигаретами было похуже — бесплатный табачок выдавали по спискам лишь тем, кто записался в сотни Национальной гвардии, оборонявшей Белый дом. Видно было, что и организаторы, и спонсоры массовых протестов быстро нашлись. У Белого дома я встретил своих московских знакомых и вместе с ними потянулся на одну из передовых баррикад. Это довольно лёгкое сооружение примыкало к углу ограды американского посольства. Впереди, в зелёной зоне, было растянуто противопехотное заграждение в виде проволоки-«путанки».
С наступлением темноты запутанность ситуации только усилилась. Начали ходить слухи о штурме, который вот-вот начнется. «Говорят, переодетые путчисты будут просачиваться за баррикады» — сказал кто-то. «А мы уже здесь» — громко засмеялся рядом со мной здоровенный мужик с нездоровым блеском в глазах. Из вооружения на баррикадах были только куски арматуры да самодельные бутылки с горючим — «коктейли Молотова». Ближе к полуночи пришла команда: «Приготовиться к отражению атаки. Коктейли Молотова бросать только в бронетехнику — но не в людей. И мягко сдерживая противника, отходить ко второй линии баррикад…» Вторая линия баррикад из бетонных плит и обломков асфальта была утыкана обращенными вперед кусками «противопехотной» металлической арматуры. Поэтому можно только представить, что бы было с отступающими «мягкосдерживающими» в случае реальной атаки. Слава Богу, что штурма так и не последовало…
Около полуночи пришло известие — к одной из баррикад подошла бронетехника. Мы двинулись туда. Перед перегородившим улицу заграждением в свете фар стояла колонна БТРов, на них — люди с автоматами. На баррикаду поднялось несколько десятков защитников с российскими триколорами, мелькнул чёрный флаг анархистов. Пара представителей московской политизированной богемы были одеты в стилизованные матросские костюмы. Все это могло сойти за некий перфоманс по мотивам произведений Виктора Гюго, если бы не было известно, что накануне были убиты люди…
С БТРов в мегафон потребовали освободить дорогу, угрожая применить оружие. Я уже выбирал место, куда залечь в случае стрельбы. Но военные на прорыв не пошли — под улюлюканье с баррикад колонна повернула обратно…
Демократия и напёрсточники
Так мы достояли до самого утра. Это была последняя «ночь баррикад» — 22 августа стало окончательно понятно, что ГКЧП так и не смог взять ситуацию в свои руки. У «Белого дома» прошёл многолюдный митинг, на котором выступал Борис Ельцин. После этого толпы народа, преимущественно молодёжи, двинулись стихийной демонстрацией по московским улицам. Автомобилей на них не было, и многих пьянило внезапное чувство свободы. Как оказалось вскоре — достаточно иллюзорной…
Многие кричали «Слава России!». Вообще российский национализм, в умеренном варианте, был едва ли не доминирующей идеологией у защитников «Белого дома». В таком духе, что дескать, «угнетенная» «красной империей» Россия наконец освободилась. В большем количестве у Белого дома впервые появились трехцветные флаги, ранее использовавшиеся в Российской империи. На митинге утром 22 августа Ельцин объявил этот триколор государственным флагом России. Национальной символики других республик я там не видел. Был, кажется, только флаг Азербайджана. Отсутствовали у Белого дома и организованные группы белорусской оппозиции.
Убедившись в том, что «демократия победила», я пошёл на Белорусский вокзал — ночевать в Москве мне было негде. Разительный контраст — если в центре Москвы бушевали политические страсти, то у Белорусского вокзала царила обычная атмосфера 90-х — бойко шла мелкая торговля, «напёрсточники» обманывали доверчивых простаков. Знали бы мы тогда, каким большим «напёрстком» нас всех накрыло…
В битком набитом поезде Москва — Гомель подавляющее большинство пассажиров сочувствовало «путчистам». Но что-либо предпринять это пассивное большинство, как всегда, было не в состоянии…
Видеомагнитофоны партии
В Гомеле сложилось двоевластие. Как вспоминает Андрей Толчин, в то время депутат Гомельского городского Совета, уже 20 августа этот президиум Горсовета принял решение о неподчинении ГКЧП. Это решение поддержал гомельский депутат Верховного Совета БССР Александр Соснов, в то время либерал, впоследствии — министр труда при Александре Лукашенко. Но Гомельский областной Совет ориентировался на ГКЧП и резолюцию городских депутатов-«демократов» отменил. Но, по словам Андрея Толчина, когда стало известно о провале выступления, областной Совет попытался аннулировать и забрать свое опрометчивое решение назад, но «демократы» из Горсовета этот компромат не отдали.
ГКЧП же был обречён с самого начала — по сути, его члены декларировали те же экономические реформы, что и их противники — но только в рамках Союза. Не понимая того, что с проведением приватизации в национальных республиках никто не захочет больше делиться с Москвой. При этом «путчисты» предпочли опереться исключительно на силовиков и не призвали население выступить в свою поддержку. Но вот контроля над государственным аппаратом у Янаева и Ко уже не было. Ельцин же и «демократы» смогли мобилизовать своих сторонников как в силовых структурах, так и на улицах.
После поражения путчистов первое, что сделали гомельские власти, — это взяли имущество КПСС в свои руки.
24 августа в здании горисполкома на Крестьянской собралась «демократическая» фракция депутатов Горсовета и либеральный мэр Гомеля Светлана Гольдаде. Депутат Михайлов пришёл с российским значком-триколором на груди, предлагал создавать «национальную гвардию». Пока же решили немедленно брать имущество КПСС под охрану, благо президент распадающегося СССР Михаил Горбачёв издал соответствующий указ. Поскольку опасались, что сторонники партии придут ночью отбивать свой обком, то стали формировать добровольную охрану. Людей у «демократов» не было, и охранников собирали из кого только возможно. Дом «Политпроса» по улице Ланге (ныне — ОКЦ), стерегли ребята со «Старого Аэродрома». Ночь прошла спокойно — никаких мифических «сподвижников» ГКЧП в Гомеле не оказалось. «Золото партии» также не было обнаружено. Только охранявшему «Политпросс» Лехе «Чайнику» приглянулся новенький видеомагнитофон, но старший группы запретил ему даже думать об этом. И спустя несколько лет Леха горько сокрушался: «А ведь все равно тот видак, как и остальное, народу не достался…»
Ещё одним завоеванием той «революции» можно считать справки о выполнении указа президента СССР, выданные добровольцам-охранникам в Гомельском горисполкоме. Один из охранников «Политпросса» долгое время показывал её контролёрам в транспорте вместо билета. А осенью умудрился без очереди купить по ней два ящика водки — для гостей на свадьбу…
Юрий Глушаков, 19 августа 2016