Конец истории Старого города

В последние десятилетия XVII века трудами крестьян и мещан Гомель медленно залечивал глубокие раны, нанесённые страшной войной. К 1699 году его экономическое положение поправилось настолько, что он даже смог, помимо прочего, содержать (по 25 злотых в год) вновь учреждённую Августом II королевскую почтовую службу ¹. Однако и эта передышка длилась недолго – разорительная Северная война России и Речи Посполитой со Швецией (1700–1721 годы) вновь поглотила плоды созидательной работы. На сей раз город и окрестности, к счастью, оказались в стороне от театра боевых действий, но немалым бедствие для них были чрезвычайные военные налоги и армейские постои. В мае 1706 года в Гомеле квартировали части петровской армии под началом А.Д. Меньшикова, российские же войска проходили через город три года спустя после разгрома шведов у Лесной ².

Война всегда несла народу неизмеримые страдания и жертвы, но для истории XVIII века не меньшей бедой был глубочайший раскол общества по социально-религиозной принадлежности, унаследованный от предыдущего столетия. Его причины – усиление эксплуатации простого люда, дальнейшая «шляхетизация» Великого княжества Литовского (ускоренная мощным прессом польского влияния) и, в немалой степени, близорукая конфессиональная политика правящих верхов Речи Посполитой. Во второй половине XVII–XVIII столетиях идёт интеграция польской, белорусской и литовской по происхождению шляхты, формируется единое феодальное сословие, имеющее признаки этнической общности – «польский народ шляхетcкий», который обладает едиными правами, привилегиями, политической идеологией, наконец, единым языком (польским) и верой (католической). Ополячивание белорусских феодалов приводит к тому, что местному крестьянину и мещанину (униатскому и, особенно в восточной Беларуси, православному по вере) уже противостоит не только эксплуататор, но и «лях» – представитель иной культуры, и, по сути, другого народа ³. Поэтому не случайно первая половина и середина XVIII столетия проходят в Гомеле под знаком напряжённого социального противоборства, принимавшего конфессиональную окраску.

Попытки навязать гомелянам унию в XVII веке были безуспешны и, в конце концов, утонули в реках крови православных, католиков и униатов в период гражданской войны 1648-51 годов. Однако в первые десятилетия XVIII столетия гомельские власти при поддержке католического духовенства начинают новое наступление на упрямую православную «чернь». Стараниями рьяной католички, второй жены старосты Фомы Красинского Елены Грохольской у православных отобрали Николаевскую замковую церковь и передали её униатам. Жалобы на этот произвол королевским властям никаких последствий не имели. Более того, местный ксёндз сорвал попытку строительства в городе новой каменной церкви.

Белорусские православные иерархи, видя катастрофическое положение своей церкви по всей Литве, потерю доходов и бедствия паствы, обращались за поддержкой к самодержцу Петру I. Россия, демонстрирующая «обеспокоенность» упадком «греческой» веры во владениях Речи Посполитой (уже давно попавшей в российскую зависимость), предпринимает дипломатическое давление на короля и сейм, направляет резкие требования прекратить ущемления православных подданных. Самые вопиющие факты гонений на приверженцев христианской веры «восточного обряда» умело используются и для усиления российского влияния в Великом княжестве Литовском.

В июньском 1720 года «мемориале» российского правительства правительству Речи Посполитой говорилось: «Обретающиеся ныне в Польше и Литве греческого исповедания духовного и мирского чина люди никакой вольности против других жителей Речи Посполитой не имеют, а именно: духовным не дается свобода… для утверждения… соборов; такожде и епископы до заседания в Сенате, а шляхта не токмо до сенаторскаго чина по достоинству их, но и на сейме… мещане же в магистратские и другие уряды весьма не допускаются. Сверх того есть и иныя многия греческого исповедания монастырям, церквам и людям гонения… которых и описать не можно…» ⁴.

2 сентября 1737 года Гомель постигла страшная беда. Мещанка Семёнова, проживавшая на Троицкой улице, допустила ночью неосторожность с огнём, из-за чего вспыхнувший пожар в считанные мгновения уничтожил большую часть города. Обездоленные люди не могли платить государственные налоги и семьями переселялись в пределы Российской империи ⁵. Этот же пожар обратил в пепел и все городские церкви. Новые же строить запретили. В конце 30-х – 40-х годах XVIII века почти все православные храмы в окрестностях Гомеля были переведены в униатские. Шерстинский, Радужский, Бартоломеевский и Новосёлковский – в один день, на праздник святых Петра и Павла в 1737 году, Хальчанский – в 1738-м, Кузьминичский – 1749-м и т.д. ⁶ Впрочем, местные крестьяне, удовлетворённые сохранением старых обрядов, воспринимали эти события достаточно спокойно. Иное дело – горожане. Несмотря на все попытки, создать в самом городе хоть сколь-нибудь значительный униатский приход власть предержащим так и не удалось. Более того, в 1756 году, под давлением недовольства низов и уступая нажиму российской стороны, гомелянам всё-таки разрешают строительство трёх православных церквей (Пречистенской, Троицкой и Преображенской).

Заметное своеобразие гомельской истории принесло начавшееся ещё в конце XVII столетия переселение в окрестности города беглецов из России – старообрядцев, презрительно именовавшихся на родине «раскольниками». Кем же были эти люди, влияние которых на экономическую, культурно-религиозную и даже политическую жизнь города и всего староства трудно переоценить? Для ответа на вопрос следует совершить небольшой экскурс в историю Российского государства, судьбы которого, как видим, теснейшим образом переплелись с судьбами Великого княжества Литовского
и его отдельных земель.

В 1640-х – начале 1650-х годов реальной властной фигурой в России был патриарх Никон, который, по сути дела, руководил юным царём Алексеем Михайловичем и определял его политику. Именно Никон задумал и осуществил реформу русской православной церкви. Эта реформа была нужна для унификации православия, приведения его «русской разновидности» в соответствие со «стандартами», принятыми в других православных странах. Москва уже давно претендовала на роль идейного лидера всего православного мира, но достижению этого лидерства мешали особенности сложившейся веками местной церковной обрядности. Абсолютному монарху – Алексею Михайловичу, считавшемуся «высочайшим святым самодержцем», – идея Никона льстила: сильная, единая, богатая и хорошо организованная церковь была нужна и ему. Созданная Никоном комиссия занялась тщательным изучением русского богослужения, содержания религиозных книг и обрядов. Сопоставив их с греко-византийскими, обнаружили немало разночтений и отличий, которые и было решено «исправить» по греческому образцу. На церковном соборе 1654 года, проходившем в Москве, официально возвестили о коренной реорганизации православной церкви и наведении «порядка» в её обрядности. Старинное русское двуперстное знамение заменялось греческим троеперстием, вместо традиционного восьмиконечного креста вводился четырёхконечный, молитвенные земные поклоны сменялись поясными, из церквей выносились иконы древнерусского письма и т.д.

Значительная часть российского народа и духовенства встретила навязанную сверху реформу враждебно. Задача консолидации общества, задуманная царским окружением, выполнена в одночасье не была, наоборот, произошёл невиданный доселе его раскол. Против нового православия ополчились и религиозный фанатик, хранивший «старину», и простолюдин, видевший в лице попа эксплуататора. Был недоволен и богатый купец, жаждавший вложения денег в «свою» церковь, «своего» епископа, и боярин, опасавшийся нововведений. Во главе раскольников встал талантливый проповедник протопоп Аввакум, который утверждал, что «кобель борзой Никон, враг, умыслил» разрушить национально-религиозные устои русского народа ⁷. Глубинные причины раскола лежали отнюдь не в чисто религиозной сфере. Люди оставались при старой вере, считая её оружием борьбы против жестокого крепостнического гнёта, средством защиты своего личного достоинства.

Противостояние выливалось в стрелецкие бунты и народные восстания. Последователей «древлего благочестия» подвергали преследованиям, жестоким пыткам и ссылкам, а сам Аввакум был сожжён. Старообрядцы – современники тех событий – говорили: «Везде цепя брячаху, везде вериги звеняху, везде тряски и хомуты Никонову учению служаху, везде бичи и железие в крови исповеднической повседневно омочахуся» ⁸.

Приверженцы старых обрядов массами спасаются от гонителей на окраинах Российской империи – в Архангельском Поморье, бескрайней Сибири, на Северном Кавказе, а также за границей – в Австрии и Турции. Часть из них находит убежище в Речи Посполитой, а именно на её восточной периферии в окрестностях Гомеля.

В дремучих лесах Гомельского Посожья ищут «земли обетованной» беглые крестьяне, стрельцы, торговцы, ремесленники и священники, жаждущие утверждения в «истинном благочестии и иноческом чине». Люди бегут сюда из Нижегородской, Калужской, прочих губерний, а также с Кубани и Дона.

Около 1685 (по другим данным – 1682) года на купленном у мозырского воеводы пана Халецкого острове в левобережье Сожа, напротив старинного шляхетского имения Хальч основывается впоследствии крупнейший центр староверов – Ветка. Её и окрестности осваивают последователи одного из «раскольничьих» течений – поповщины. Селятся они компактно и изолированно от местного белорусского населения. М.И. Лилеев в конце XIX века писал: «Сюда спешили суеверы целыми толпами со всех концов России, привлекаемые рассказами о безопасности убежища и разных удобствах жизни, а ещё более вестию о новоустроенной церкви, которая была тогда у поповцев единственная: вокруг Ветки поселилось до 14 слобод, в которых число жителей во второй четверти прошлого (XVIII-го. – О.М.) столетия простиралось от 30 до 40 тысяч» ⁹. В пределах «засожской» части Гомельского староства пришельцы организовывают слободы Косецкую, Дубовый Лог, Попсуевку, Марьино, Буду, Крупец, Городню, Нивки, Грабовку и Тарасовку, на правом берегу Сожа у Гомеля – Мильчу, Красную и Костюковку и, наконец, под самым Гомельским замком – Спасовку (Спасову) ¹⁰.

Особенно мощный поток беглецов наметился в самом конце XVII и первых десятилетиях XVIII столетия, в годы правления Петра I, который, как известно, староверов не жаловал, безжалостно «брил им бороды», сдавал в рекруты и облагал двойными налогами. В свою очередь, старообрядцы ненавидели петровские нововведения, всячески поносили их: «Пришло времечко гонимо, народился злой Антихрист, на всю землю он вселился, во весь мир вооружился, стали его волю творити, усы, бороду брити, латынскую одежду носити, препроклятую траву (чай.– О.М.) пити, табак курити» ¹¹. Сам же грозный самодержец удостоился весьма нелицеприятной характеристики – «древний змий, сатана, прелестник, лжехристос» ¹².

Ни паны, ни официальные власти Речи Посполитой в лице гомельских старост Красинских не только не препятствовали переселению старообрядцев, но и всячески его поощряли. Присмотревшись к великоросским пришельцам, они отметили их мастеровитость и предприимчивость. Большинство поселенцев владело ремёслами и умело вести дела купеческие. А как нужны были именно такие люди в краю, разорённом бесчисленными бедствиями! Ведь свои-то крестьяне из последних сил тянули панскую лямку. И уже никакими ухищрениями нельзя было выжать из мужика большего. Потому местные паны Халецкие и давали староверам землю, разумеется, на весьма выгодных для себя условиях. Пришельцы оказались многочисленными, работящими и, самое главное, платёжеспособными, что и обеспечило им покровительство со стороны крупных гомельских землевладельцев и старост. Ветковцы и слободичи просили лишь об одном: о невмешательстве в их внутриобщинные и, особенно, церковные дела. А поскольку «нестеснение» им было гарантировано, то вскоре гомельские слободы превратились в заметные торгово-ремесленные центры, а процветавшая Ветка зажила не хуже старостинского Гомеля.

Верховные власти Речи Посполитой, не без интереса следившие за внутренними делами могущественного восточного соседа, тотчас отреагировали на появление в приграничных районах российских переселенцев и отреагировали, надо сказать, мудро. В 1690 году была создана специальная государственная комиссия для ознакомления с «новой верой». Руководствуясь фискальными и политическими соображениями (а не пригодятся ли старообрядцы в качестве потенциального союзника в борьбе с местным православием?), комиссия признала, что переселенцы не принадлежат «к числу опасных для государства и церкви сектантов». Более того, король Ян III Собеский издал указ «о свободном жительстве раскольников в польских пределах, при полной независимости от католического духовенства в исправлении веры и отправлении обрядов» ¹³. Российскому правительству это явно не понравилось, зато гомельские староверы возликовали: они почувствовали себя не скрывающимися по лесам беглецами, но почти полноправными подданными Речи Посполитой.

С завистью смотрели старообрядцы гомельской Спасовой слободы на соседей-ветковцев, у которых с 1733 года был свой епископ Епифаний. Полагая, что спасовцы достаточно зажиточны, чтобы содержать у себя епископскую кафедру, подбиваемые попами Иоакимом и Матвеем, слободичи толпами двинулись на Ветку «добывать» духовного главу 31 марта 1735 года. Трудно сказать, чем бы закончилась эта акция, если бы не грубое вмешательство в жизнь гомельских староверов со стороны московских властей…

Императрица Анна Иоанновна уже давно была недовольна тем, что вчерашние её подданные (которых она по-прежнему считала своими) приумножают не царскую казну, а богатство Литвы и Польши. Среди беглецов было и немало опасных для самодержавия бунтовщиков. Полковник Сытин получил приказ разорить приграничные поселения и скиты вчерашних россиян, а самих смутьянов – вывести на родину. 1 апреля 1735 года российская армия, нарушив рубежи Речи Посполитой, начала окружать Ветку. А потом царские солдаты ловили староверов по лесным чащам, жгли скиты и слободы. В результате этих действий, оставшихся в народной памяти как «первая выгонка», 13 тысяч гомельских староверов были водворены на места прежнего жительства. Часть спасовцев, не дожидаясь, пока Сытин схватит их как преступников, разобрала церковь Преображения Господня и во главе с Варлаамом Казанским переселилась в российские пределы, в Клинцы ¹⁴.

Несмотря на активное противодействие царских властей, приток новых беженцев в Гомельское староство не ослабевает. Их было так много, и настроены они были столь решительно, что вскоре Ветка со слободами возрождается вновь.

В 1764 году теперь уже императрица Екатерина II осуществляет «вторую выгонку», в ходе которой Ветка была разорена войсками генерала Маслова настолько основательно, что утратила роль организационного центра поповщины и уступила пальму первенства Стародубу. Вместе с тем Спасова слобода пережила неспокойные времена и на протяжении XVIIІ столетия оставалась крупнейшим, богатейшим гомельским предместьем, обладавшим статусом самостоятельного поселения…

Начиная с конца XVII столетия, к проблемам Речи Посполитой добавляется ещё одна. В это время разгорается ожесточённая борьба за власть между крупнейшими магнатскими группировками – Сапегами, Пацами, Радзивиллами, Вишневецкими, Огинскими и прочими. Во внутриполитические конфликты, сопровождавшиеся вооружёнными столкновениями, была втянута значительная часть правящего сословия Великого княжества Литовского. Шляхта уже добилась для себя широких имущественных привилегий. Опьянённая безграничными политическими свободами, она беззастенчиво диктует свою волю и капризы уже почти номинальной королевской власти. Влияние короля падает с каждым годом, монарх «двух народов» постепенно превращается в марионетку магнатских кланов и зарубежных «лоббистов». Попытки королевской армии усмирить своевольных панов не спасают положения. Наведением порядка всё чаще и чаще занимаются иностранные войска. Вопросы избрания на престол очередного короля решаются уже не столько в Варшаве и Вильно, сколько в Петербурге, Вене и прочих европейских столицах. Обессиленное экономическим разладом, социальными конфликтами и магнатскими усобицами, государство неумолимо движется к упадку…

Одной из ярчайших исторических фигур Речи Посполитой XVIII века был последний гомельский староста князь Михаил Фредерик Чарторыйский (годы жизни – 1696–1775), происходивший из знатного магнатского рода. В 1722 году Михаил Фредерик занял должность виленского каштеляна (т. е. стал вторым после воеводы высшим административным лицом в этом богатом округе). Дальнейшая его карьера была поистине головокружительной. В 1724 году он становится подканцлером, а в 1752 – канцлером Великого княжества Литовского.

Князь Чарторыйский принадлежал к узкому, избранному кругу богатейших землевладельцев страны. Значительную часть своего огромного состояния он тратил на нужды политической деятельности. В начале XVIII века семейство Чарторыйских в союзе с Радзивиллами и Ржевусскими борется
с партией Потоцких и Браницких. Будучи профессиональным политиком, Михаил Фредерик вскоре возглавил магнатскую группировку «Фамилия», сторонники которой также занимали ведущие позиции в политической жизни страны и полагали, что государственный строй Речи Посполитой можно укрепить при содействии Российской империи. В этом они в корне разошлись с объединением консервативно-патриоти­ческой шляхты, лидером которой с 1750-х – 1760-х годов выступил магнат Кароль Станислав Радзивилл («Пане Коханку») – основной политический оппонент Чарторыйского. «Фамилия» оказалась сильнее, ибо она опиралась на поддержку российской императрицы Екатерины II и прусского короля Фридриха II. В 1764 году группировка Чарторыйских в условиях жесточайшей борьбы с Радзивиллом и Потоцкими (их партия была сторонницей Фридриха Кристиана, сына предыдущего короля Августа III Саксонского), возвела на трон племянника Чарторыйского (ставшего последним королём Речи Посполитой) Станислава Августа Понятовского (правил до 1795 года). По просьбе Чарторыйских Екатерина II послала в Речь Посполитую свои войска, которые, соединившись с их отрядами, захватили радзивилловские крепости Несвиж и Слуцк. Лидер оппозиционной партии К.С. Радзивилл едва успел бежать за границу, а выступления его сторонников были подавлены.

В середине 1760-х годов новый король попытался провести через сейм ряд мероприятий по укреплению государственного строя королевства. Успешный их исход мыслился как спасение державы. Постановления об ограничении употребления шляхтой права «либерум вето» (пользуясь которым любой шляхтич мог сорвать решение сейма), об упорядочении суда, финансовой системы, армии принимались при непосредственном участии Чарторыйского. Постановление сейма 1768 года, уравнивавшее в правах всех «диссидентов» (т. е. православных и протестантов) с католиками, делало радикальный шаг к решению давних конфессиональных проблем, которые подобно тяжкой болезни подтачивали единство страны.

Вместе с Чарторыйскими Станислав Август пытается освободиться и от полной зависимости государства от России, ищет союза с Австрией и Францией. Однако попытка короля найти общий язык и примириться с Потоцкими вызывает его ссору с Чарторыйскими.

Отношение к реформам в польском и белорусском обществе было далеко неоднозначным. Многие усматривали в их последствиях предательство национальных интересов. Против решений сейма поднялись сторонники патриотической антироссийской партии, создавшие так называемую «Барскую конфедерацию» – вооружённый магнатско-шляхетский союз (организован в начале 1768 года в подольском городе Баре).

Конфедераты выступили против короля и его преобразований под лозунгами защиты независимости государства. Станислав Август колебался: или действовать вместе с Россией против конфедератов, или же пойти с ними на соглашение. Исход вспыхнувшей гражданской войны решает вмешательство российской армии, которая разбивает отряды барских конфедератов к 1771 году. Полностью обескровленная Речь Посполитая отдаётся на волю могущественных соседей… ¹⁵

М.Ф. Чарторыйский занял кресло гомельского старосты в 1730 году. Под его личным управлением находились и город, и староство. В 1738 году в Гомельской волости насчитывалось 37 королевских селений и 900 крестьянских хозяйств, в 1765 – уже соответственно 58 и 2230. С Гомельского староства в конце 1760-х годов взималось 20752 злотых в казну и 3832 – на зимнее содержание войска ¹⁶.

После разгрома Барской конфедерации Россия, Пруссия и Австрия (уже фактические хозяева Речи Посполитой) не преминули воспользоваться ситуацией: перед ними на коленях стояла опустошённая и униженная страна. Несмотря на слабые протесты Станислава Августа, в 1772 году свершился первый раздел Речи Посполитой, в результате которого вся Восточная Беларусь вместе с Гомелем перешла под скипетр Екатерины II. М.Ф. Чарторыйский отказался присягнуть императрице, оставил Гомельское староство и уехал в Поль­шу. Он умер в Варшаве в 1775 году.

Было бы неверно полагать, что восточнобелорусские земли перешли в состав России только в результате определённых политических процессов и событий. С конца XVII – начала XVIII веков крепнут торгово-экономические связи восточнобелорусских городов с землями Западной, Северо-западной России и Левобережной Украины. Старейшие торговые пути – Днепр и Сож – соединяют Юго-восточную Беларусь с Киевщиной и Черниговщиной, а сухопутные дороги – с Брянщиной и Стародубщиной. Нарастает экономический «отрыв» Юго-Восточной Беларуси от её центральных и западных земель. Одной из причин переориентации в середине XVIII века торговых связей местного купечества на Россию была возросшая роль Петербурга, через который пошли экспортные операции русского купечества на Западную Европу. Посреднические же операции купцов Речи Посполитой в этой связи резко сократились. Из Юго-Восточной Беларуси в Россию везли продукты животноводства, лесных и лесохимических промыслов, на Украину сплавляли корабельный и строевой лес. Ввозились зерно, промышленные товары, металлы.

Вхождение Гомеля в состав Российской империи знаменовало собой конец истории Старого Города.

Автор: О.А. Макушников
2015

1. АВАК. Т.VIII. Вильна, 1875. С.289.
2. Летопись Самовидца по новооткрытым спискам с приложением трёх малороссийских хроник: Хмельницкой, «Краткого описания Малороссии» и «Собрания Исторического». Киев, 1878. С.75; ПСРЛ. Т.XXXV. М., 1980. С.262.
3. Нарысы. Ч. I. Мн., 1994. С.229–231.
4. Белоруссия в эпоху феодализма. Т.II. Мн., 1960. С.364–365.
5. АВАК. Т.VII. Вильна, 1874. С.447–448.
6. АВАК. Т.ХХVII. Вильна, 1900. С.347–348; ЦГИАУ. Ф.201. Оп.4. Д.3750. Л. 16об.; Виноградов Л. Гомель. Его прошлое и настоящее. 1142–1900. М., 1900. С.22.
7. Памятники истории старообрядчества XVII в. Т.I. Л., 1927. С.285.
8. Лилеев М.И. Из истории раскола на Ветке и Стародубье XVII–XVIII вв. Вып.I. Киев, 1895. С.45.
9. Там же. С.325.
10. Опыт описания Могилёвской губернии в историческом, физико-географи­ческом, этнографическом, промышленном, лесном, сельскохозяйственном, учебном, медицинском и статистическом отношениях. Под ред. А.С. Дембовецкого. Кн. I. Могилёв, 1882. С.656.
11. Материалы к истории и изучению русского сектантства и раскола. Вып. I. Спб., 1903. С.63.
12. Раскольничья история о Петре Великом // Чтения в Императорском
    обществе истории и древностей российских при Московском университете. Кн. I. М., 1863. С.59–60.
13. Лилеев М.И. Указ. соч. С.121.
14. Виноградов Л. Указ. соч. С.25.
15. О последнем короле и Чарторыйских см.: Грыцкевiч А. Апошнi кароль // Культура. 1994. 20 лiпеня.
16. Гомель. Энциклопедический справочник. Мн., 1991. С.67, 189.